Старая Ладога - место очень необычное. История Руси лежит здесь на поверхности, не скрытая под наслоениями преданий и легенд, передававшихся с неизбежными искажениями из поколения в рпоколение. Зримые свидетельства нашего прошлого встречаются здесь на каждом шагу. Высятся на берегу Волхова могильные сопки-курганы, среди которых один - могила Вещего Олега, погибшего от укуса “гробовой змеи”. “Есть могыла его в Ладозе”, - утверждает старинная летопись. Поднимаются из земли останцы древних городищ, сооруженных еще в долетописные времена. Тут же - маковки церквей, некоторые из которых видели Русь, еще не знающей, что такое монгольское иго.
На Российской земле настолько дрених храмов очень немного. Бурные ветра истории, войны и обычное людское небрежение с каждым годом уменьшают их число. Некоторые рухнули, превратившись в груды камня и битого кирпича, еще несколько столетий назад. Исчезнувший храм – это не просто еще одна канувшая в небытие церковь. Это, чаще всего, потерянный для потомков ансамбль монументальной живописи. Предки наши любили свои храмы, заботливо расписывая их изнутри красочными фресками с ликами святых, причудливыми “мраморами”, сюжетами из Библии. Жаль терять эту красоту, прекрасное наследие старины.
Однако есть, оказывается, у нас человек, научившийся восстанавливать фрески буквально из праха, - из мельчайшего крошева, в которое они превращаются, когда рушатся стены, служившие им “холстом”. Борис Васильев, работающий в Староладожском музее-заповеднике, еще в давние времена, только приехав в наши края, поставил перед собой задачу возрождения стариной стенной росписи. Оказывается, фрески способны надолго пережить храм, который они украшали: им не страшна даже пара столетий, проведенных в сырой земле.
В его каморке – рабочем кабинете, практически нет ни одной свободной стены. Они заняты стеллажами, заставленными плоскими коробками, наклейки на которых не могут не вызвать улыбку: “крылья”, “лики”, “нимбы”. Это – заготовки для дальнейшей работы – осколки фресок, от мельчайших, до целых фигур, уже склеенных по частям. “Эта работа немного напоминает складывание детской мозаики”, - улыбается Борис Григорьевич, - “только чуть посложнее чем обычно: нужный кусочек может попасться в руки не сразу, а через год, через два”.
Эта “игра” требует массы времени и напряженного внимания к работе: хотя осколки и систематизированы, на каждом – бирочка с номером, все равно нужно хотя бы примерно представлять себе, какую часть храма украшал рисунок, фрагмент которого ты держишь сейчас в руках, с чем он находился рядом. Сложность еще и вот в чем: церкви иногда переживали капитальный ремонт: старая штукатурка сбивалась, а поверх свежей писали новые фрески, так, что в земле можно обнаружить остатки нескольких росписей из различных эпох. Не запутаться в них может только специалист.
Борис Васильев и является таким специалистом. Художник по образованию, он, приехав из Петербурга, не смог покинуть Старую Ладогу – настоящую сокровищницу, хранящую следы двенадцати столетий истории храмовой живописи. “На Руси было два способа украшать храмы”, - рассказывает он, - “мозаика и фреска. Мозаика восстановлению не подлежит: она рассыпалась на кусочки – смальту, и ты уже ни за что не поймешь, что на ней было изображено. А фреска писалась на века”. Часть росписей пережила эти века, не покидая стен, однако, как это ни жаль, только часть. Другая, - пролежала все это время в земле и была заботливо подобрана Борисом Григорьевичем “со товарищи”. Третья же часть, самая большая, навсегда пропала для света, разрушенная неумолимым временем, смытая дождями, случайно растоптанная чьим-нибудь сапогом. По счастью, теперешние высокие технологии позволяют хотя бы отчасти восстановить утраченное.
Как ищут утраченные фрески? Очень просто: каждую весну Борис Васильев выходит “на охоту” в те места, где некогда были поставлены нашими предками храмы. Вода сама выносит, вымывает из-под земли осколки древней чуть кремовой штукатурки, расписанной не потускневшей за столетия краской, - остатки былого великолепия. Можно поработать и с археологами. Правда, они уже побаиваются иметь дело с человеком, целеустремленно разворашивающим “отвалы” породы в поисках беловатых осколочков, и настаивающего на том, чтобы из земли заботливо выбирались не только крупные части фресок, но и мельчайшие осколки. Коллеги даже подшучивают над Борисом Григорьевичем, называя его за глаза “грозой археологов”.
Самая сложная работа начинается потом, когда находки уже очищены от земли и глины, пронумерованы и уложены в специальные плоские коробки, выложенные изнутри ватой. Их везут в Петербург, чтобы отсканировать, изображения занести в память компьютера, в базу данных, позволяющую сравнивать отдельные фрагменты, составлять из разрозненных кусочков вполне осмысленные изображения. Компьютер помогает быстро и точно воссоздать полную картину того, как выглядел, к примеру, тот же Георгиевский собор в дни своего расцвета. В планах, - собрав как можно большее количество изображений, подготовить диапозитивы, чтобы проецировать на стены храма изображение восстановленных росписей, делая зримыми свидетельства мастерства наших предков и результат кропотливейшей работы наших современников. Возвращать склееную мозаику фресок на стены - не имеет смысла: швы склейки увеличивают площадь изображения. Не намного, всего лищь на несколько квадратных сантиметров, однако в результате “набегают” лишние полметра, и фрески уже не помещаются на “родных” стенах.
