(с)???
Маврикий Валентинович был, как говорится, из молодых да ранний. О происхождении его известно мало, даже дату его рождения все называют разную. Единственное, что известно достоверно, - что вероисповедания он был лютеранского, а родился где-то в провинции, под Ревелем, так что скорее всего был остзейским немцем. В наше поле зрения он попадает уже вполне самостоятельным юношей – студентом Варшавского университета, где он изучал юриспруденцию. Еще не закончив учебу, Штифтер стал совладельцем крупной банкирской конторы «Маврикий Нелькен».
Это была фирма с историей и со сложившейся солидной репутацией: созданная в 1863 году, она распространила свое влияние далеко за пределы России и была связана деловыми контактами со всеми крупнейшими банками Империи. В начале ХХ века основная доля в компании принадлежала петербургскому купцу 1 гильдии Станиславу Бернардовичу Кафталю, известному финансисту и, как считали завсегдатаи петербургской биржи, «гению игры на понижение», а небольшой ее процент – Елизавете Нелькен – дочери основателя фирмы.
Сейчас, за давностью лет, уже не поймешь, был ли это хитрый ход варшавского студента и брак по расчету, или действительно случилось вечно новое чудо взаимной любви, но факт остается фактом: в 1908 году после краткого, но бурного романа сестра Станислава Кафталя Стефания вышла замуж за Штифтера, а приданным ее стала доля в банкирском доме «Маврикий Нелькен». Разумеется, самостоятельно управлять такой сложной структурой, как коммерческий банк, юная барышня не могла, а потому бразды правления кредитно-финансовой организацией оказались в руках ее супруга. Тем более, что и созвучно это было: Маврикий Штифтер управляет конторой «Маврикий Нелькен»! Станислав Кафталь, кстати, в обиде не остался: он почти сразу же основал банк «Кафталь, Гендельман и компания», наглядно продемонстрировав, что личная деловая репутация может быть более значима, чем репутация бренда.
Ну, а у Маврикия Штифтера дела сразу пошли в гору. Через пару лет он стал председателем правления Акционерного общества петроградских ломбардных учреждений – фирмы вроде бы и незаметной, но имеющей гигантский годовой оборот, которому позавидовали бы иные банки. А еще несколько лет спустя - действительным членом фондового отдела Санкт-Петербургской биржи, одним из двенадцати финансистов, определявших биржевую политику России и непосредственно влиявших на экономику всей страны. При этом молодой финансист не отказывал себе в некоторой роскоши, и вообще был тот еще дэнди: ездил на автомобиле, увлекался модным на ту пору лаун-теннисом и даже стал казначеем Всероссийского союза лаун-теннис клубов.
Дом, который он выстроил на Моховой, 15 для молодой жены, был тоже, как говорится, «с претензией». Молодой архитектор Людомир Хойновский, приглашенный банкиром, сперва предложил проект в стиле барокко, но заказчик уговорил его сориентироваться на сверхмодный в ту пору модерн. Четырехэтажный особняк с роскошными балконами и асимметричным фасадом, блистал просто дворцовой внутренней отделкой. Дубовые панели стен, лепнина потолка, камины, отделанные мрамором и яшмой, паркет из драгоценных пород дерева, мраморная лестница с литыми чугунными перилами, - все было сделано по новейшей моде начала второго десятилетия ХХ века. И, разумеется, техническая «начинка» тоже была организована по последнему слову техники: электрическое освещение, центральное отопление, вентиляция, канализация и даже невероятная роскошь для частного дома – электрический лифт.
Одна беда: работы по внутренней отделке банкирского особняка были завершены в конце октября 1917-го. Семейство Штифтеров не успело не только обжить свой дом, но даже на лифте ни разу не проехалось. Зато Маврикий Валентинович со Стефанией Бернардовной очень своевременно уехали в Париж, где и жили еще, как и полагается в развязке хорошей истории, долго и счастливо.