(с)???Собственно, с табака как раз и началось все хорошее в его судьбе. До того жизнь будущего миллионера и вельможи была, мягко говоря, не очень. Родившийся в городке Порхов Псковской губернии в не то, что бедной, а практически нищей мещанской семье, Василий Жуков летом пас скот, а зимой – побирался на паперти, причем это было серьезной статьей в семейном бюджете. Став чуть постарше, он пристроился мальчиком на посылках в местный магистрат, а заодно – постоянно подряжался выполнять всякую черную работу по хозяйству для магистратских служащих. В общем, жизнь у парня была не веселой, почти как у его хрестоматийного однофамильца Ваньки Жукова. Не удивительно, что, став постарше, он из родного города сбежал. Куда? Разумеется, в столицу!
Здесь, на берегах Невы, Василий сперва пристроился в ученики к столяру, но долго там не продержался. Потом – к маляру, но и там что-то не срослось. Наконец, удалось найти место резчика табака при небольшой табачной лавке, так и тут неладно вышло! Парнем юный порховский выходец был красивым, так что в него без памяти влюбилась невеста лавочника. В итоге Василий Жуков поступил на работу в Большой театр - рабочим сцены, а, по факту, столяром, плотником, грузчиком и что там доведется делать еще. Тут он проработал целых три года. И, если верить легенде, на протяжении всех этих лет ухитрялся параллельно с основной своей деятельностью приторговывать табачком среди посещавших театр господ офицеров. Прибыль с этого выходила больше, чем основная зарплата: табак он покупал на рынке у крестьян листовой за копейки, а продавал его уже в правильно нарезанном виде - в разы дороже. То ли в результате все равно получалось дешевле, чем в лавке, то ли Василий ухитрялся что-то этакое в табак добавлять, но клиентура у него сложилась весьма устойчивая. И когда в один прекрасный день Жуков заявил, что покидает театр и его супер-табака больше купить будет негде, любители его продукции скинулись по сотне рублей, чтобы тот мог открыть свою лавку. Набралось больше двух тысяч, - сумма по той поре очень солидная.
Так оно было на самом деле, или не так, - за давностью лет не выяснишь. Но в возрасте лет двадцати пяти, оставив работу в театре, Жуков, и правда, занялся торговлей табаком. А там – и фабрику построил. Сперва небольшую, а потом – целый завод на левом берегу Фонтанки между Чернышевым и Семеновским мостами. К заводу, разумеется, прилагались несколько кварталов жилья для рабочих, больница, несколько лавок – продуктовых и мелочных – и даже собственный банк. В общем, город в городе, говорят, - даже полиция своя была. Оборудование для фабрики было закуплено самое современное, не экономили и на сырье, завозя его из Турции, Персии, Америки. А объем производства был таким, что жуковской продукции хватало на всю Россию – от Варшавы до Порт-Артура, и сама фамилия «Жуков» стала синонимом табака. Так и говорили: «А не закурить ли Жукова?»
Помимо табачной фабрики у Василия Григорьевича были еще писчебумажная и бумагопрядильная в Стрельне, масляная, полотняная и бумажная в его родном Порхове. А еще - полтора десятка доходных домов и две общественных бани. Вот, на Садовой, 31, поблизости от головного предприятия этого разностороннего холдинга, как раз и есть один из домов табачного фабриканта. Строительство его обернулось своеобразным рекордом для своего времени: четырехэтажное здание немалых размеров возвели всего за 50 дней. На протяжение всего этого срока Василий Жуков каждый день бывал на стройке, подчас лично укладывал камень-другой и активно, как сейчас сказали бы, мотивировал рабочих, обещая щедрую оплату труда и премиальные. И, как вспоминали, современники, - не обманул. Всем 800 строителям помимо честного расчета за выполненную работу, были вручены подарки: каждому по красной рубахе и синим штанам.
В середине 1870-х табачный бизнес Жукова вылетел в трубу: рассыпной табак не выдержал конкуренции с новомодными папиросами. Вот тут-то и стала видна мудрость Василия Григорьевича, заранее диверсифицировавшего свой бизнес: остальные его предприятия и недвижимость продолжали приносить доход, и миллионер остался миллионером, разве что немного подосадовав на изменчивость судьбы. Хотя кому-кому, а уж ему-то на эту изменчивость пенять было грех.